«Карась и щука в море финансов»: финансовые мошенничества в дореволюционной России

В современную жизнь мошенничества вошли как атрибут новой эпохи, явление, почти незнакомое советскому человеку.
В Советском Союзе рынок финансов служил «дополнением» к плановой экономике и предлагал ограниченный набор продуктов, таких как облигации госзайма или вклады на сберкнижку. Банки были наперечет; инвестиционных компаний и фондов не было и в помине. Но надежность советских финансов ни у кого не вызывала сомнений; о мошенничествах наши сограждане узнавали разве что из детективов.  

 Тем более жутким, непривычным стало появление в 1990-е годы многочисленных аферистов, которые под звучными вывесками: «Властелина», «Гермес-финанс», «Русский Дом Селенга» – завлекали доверчивых вкладчиков обещанаиями «легких денег». Жертвами подобных «пирамид» стали миллионы россиян; но и по сей день обманщики подстерегают неопытных инвесторов.              
А ведь еще в старину сведущие люди говорили: «на то и щука в море, чтобы карась не дремал».

Обмен и обман: с чего все начиналось

Финансы и финансовые мошенничества появились еще в древности и были неразлучными спутниками «делового мира». 
Торговлей на Руси занимались все, от мала до велика. При этом, нередки были случаи, когда одна из сторон обманывала другую. Так, торговцы обсчитывали и обвешивали покупателей, продавали им негодный товар по цене качественного (бобровую шерсть смешивали с кошачьей; в бочки с добрым салом добавляли гнилого и т.п.). Другая  сторона в долгу не оставалась. За товар платили порченой монетой или порченым же товаром.
В отсутствие единой, общегосударственной системы мер и весов, создавалось огромное поле для злоупотреблений. Например, котлом называли емкость величиной в полведра; так же называли объем в одно, два и даже двадцать ведер. Монету выдавали за чистую, хотя в действительности в ней содержались различные примеси; ее могли распилить надвое, с целью «удвоить» металлический капитал.

 «Написанному – верить»: истоки махинаций с ценными бумагами

Постепенно власти брали под контроль сферу финансовых правонарушений. Вводилась единая система мер и весов, денежная система. Менялись и соответствующие правовые нормы.
Так, Судебник 1497 года устанавливал ответственность за лжесвидетельство: «послух», не будучи очевидцем дела, не мог давать в суде каких-либо показаний. В дальнейшем, закон стал признавать лишь письменные свидетельства сторон, превращая сделку из устного договора в документ (Соборное уложение 1649 г., гл. Х, ст. 246).
Однако, вслед за развитием рынка и законодательства, совершенствовались методы и схемы мошенничества.
В допетровской Руси не существовало привычных для нас ценных бумаг: акций, облигаций, векселей. Всякая сделка (заем, залог, купля-продажа) совершалась при помощи финансовых документов той поры, таких, как закладные, купчие, кабалы. Они-то и становились объектом пристального внимания мошенников. 
Письменные документы, без которых не совершалось ни одно «большое дело», составлялись с соблюдением всех формальностей. Находились нужные свидетели и чиновники, за взятку готовые закрыть глаза на любые правонарушения. Сделку можно было оформить и «по знакомству». Недаром законодатель запрещал составлять «крепости» у «своих» «попов и дьячков» (Соборное уложение 1649 г., гл. Х, ст. 249).
Одной из причин многочисленных злоупотреблений с письменными документами являлась повальная неграмотность населения. Даже промеж верхов российского общества, в среде дворян, многие не умели толком читать; потому, при заключении сделок, вынуждены были пользоваться услугами сторонних людей, доверяя им право подписи.
Подделка подписей, подкуп свидетелей и чиновников, участвовавших в совершении сделки, могли сопровождаться настоящим разбоем: владелец имущества, под угрозой расправы, «поневоле» отказывался от своих прав в пользу преступника. Подлог, как способ финансового мошенничества, можно было обнаружить во всех сегментах рынка.
Чтобы уклониться от сборов и податей, свободные люди записывались в «заклатчики» и переходили в разряд феодально-зависимых крестьян. Также и земли, проданные служилым людям,  освобождались от налогов, что наносило урон казне и ложилось дополнительным бременем на население посада.
Как ни странно, во многом благодаря подобным «мошенничествам», развивался сам институт частной собственности.
К примеру, поместье, изначально бывшее достоянием государства, еще в середине 17 века оставалось «служилым наделом». Его нельзя было ни продать, ни заложить, ни подарить, в отличие от вотчины. 
Любая операция с поместной землей считалась противозаконной. Однако уже в начале нового столетия (согласно Указу о единонаследии от 3 апреля 1714 г.) вотчина и поместье слились воедино. Фактически, власть подтверждала право дворян на «приватизацию» служилых земель: отчуждать такие имения, «как прежде сего делали».    

Не в службу, а в дружбу – на чем погорели первые российские банки

Первые российские банки, основанные в 18 веке, были государственными. Таковы были Коммерческий банк для купечества и дворянские банки в Москве и Санкт-Петербурге, созданные в 1754 году.
Руководители их нередко совмещали свои посты со службой при дворе. К примеру, автор проекта первых государственных банков, Петр Иванович Шувалов, был ближайшим сподвижником императрицы Елизаветы и одновременно крупным предпринимателем. По его предложению, неоднократно уменьшался процент по банковским ссудам; при этом, срок погашения, напротив, увеличивался. 
К 1760-м годам львиная доля казенных кредитов сосредоточилась в руках Шувалова и приближенных к нему особ, которые не спешили с возвратом денег. Император Петр III собирался закрыть убыточные банки; лишь гибель монарха отсрочила эти планы на четверть века.
В конце 18 века жертвой мошенников стал крупнейший банк страны — Заемный. Кассир А.И. Кельберг украл из кладовых почти 600 тысяч рублей, положив в десятитысячные пачки вместо денег простую бумагу. Как выяснило следствие, в подготовке преступления принимал участие один из директоров банка. В итоге, Кельберга и его сообщников лишили чинов и дворянства и сослали на каторгу. Все руководство банка было уволено.
Отметим, что подобные банки, по существу, не занимались коммерческими операциями. Главной задачей их стала поддержка опоры трона – дворянства и, в меньшей степени, крупного купечества. В результате, особы, «приближенные ко двору», сумели нагреть руки на государственных финансах, тогда как большая часть населения принуждена была брать кредиты у ростовщиков.

«Казна и мир», или аферы с государственными финансами

На поприще денежных махинаций в 18 веке преуспели не одни вельможи. По части изобретательности им ничуть не уступали «народные умельцы».
Во время пугачевского восстания (1773-1775 гг.) некто Остафий Трифонов умудрился выманить деньги и у царицы, и у самого мятежника – Емельяна Пугачева. Бывший купец из Ржева, бежавший из родного города от кредиторов, Осташка Долгополов изобрел весьма необычный способ разбогатеть.
Благодаря напористости и невероятному лицемерию, он был представлен графу           Г. Орлову, а через него – императрице Екатерине II. Выдав себя за беглеца из стана противника, мошенник попросил «милости» государыни-матушки и изъявил желание, от имени своих товарищей – яицких казаков – схватить и выдать Пугачева властям. В награду за услугу, Трифонов хотел получить ни больше, ни меньше… по сто рублей для каждого из соратников (всего – 34 200 рублей). 
Рассказ «гонца» был удивительно правдоподобен, а план не вызывал сомнений в успехе. В итоге, решено было создать Секретную Комиссию, задачей которой стала поимка Емельяна Пугачева. Войдя в состав участников Комиссии, Трифонов получил «аванс» для казаков (3 тысячи рублей) и «отправился в путь». Неизвестно, чем бы закончилась эта история, но, к счастью, вскоре пришло известие о поимке «народного царя». Трифонова вернули.
На допросе Пугачев и его соратники признали в «жителе Яика» «гонца из Петербурга», якобы посланного цесаревичем Павлом (будущим императором) к «царю-батюшке», в стан мятежников. Оказалось, что Трифонов приезжал к самозванцу, чествовал «государя» и, передав тому «письмо от сына», выудил у разбойников три тысячи рублей.
По приговору суда, мошенника высекли, вырвали ему ноздри, а самого «ржевского купца» велели заковать в кандалы и выслали на каторгу в Сибирь.
Другой громкой аферой стало мошенничество с рекрутами.
В царской России в армию, как правило, набирали крестьян:  одного  человека  (рекрута) с нескольких сотен. Чтобы не лишать хозяйство рабочих рук, помещики стремились отдать в солдаты самых негодных в хозяйстве людей: пьяниц, воров, в крайнем случае – бобылей. Нередко приходилось нанимать охотников со стороны; обычно ими становились дурачки или любители выпить «на дармовщинку».
Группа мелких дворян, выходцев из смоленской губернии, подрядилась… торговать рекрутами. В роли последних обычно выступал один из мошенников; получив деньги, новоиспеченный «солдат», при помощи сообщников, устраивал побег.
За пару лет (1791-1792 гг.), преступники совершили, по крайней мере, двенадцать подобных преступлений. При этом, мошенники «обували» государство дважды. Казна теряла не только рекрутов, но и налоги, которые прежде платили «поверстанные» крестьяне.
Без сомнения, подобные махинации служили к выгоде не одних лишь организаторов. Однако государство не решилось на массовые проверки и наказаниям подверглись лишь некоторые из мошенников, чья вина была налицо. 

«Бумажный змей», или удивительные преступления на рынке ценных бумаг

С появлением в 18 веке биржи и ценных бумаг, у законодателя прибавилось головной боли. Пользуясь несовершенством российского права, мошенники шли на всевозможные уловки, с целью сорвать куш.
Первой ласточкой на этом направлении стал вексель, или торговое обязательство. В отличие от современных ценных бумаг, он писался «вручную» самим заемщиком. Тем не менее, вексель был настоящим финансовым инструментом – его можно было продать, заложить в банке, расплатиться им за покупку. Неудивительно, что мошенники с энтузиазмом взялись за дело.
Одним из самых распространенных правонарушений стала выдача векселей с целью хищения денег. Заемщик, по сути, выдавал кредитору ничего не стоившую бумажку, с целью получения наличных или товаров. Уйти от платежа по векселю можно было разными путями. Так, герой комедии А.Н. Островского, купец Большов, предпочел объявить себя банкротом, предварительно переписав все имущество на зятя. Иные умудрялись подделать подпись заемщика, и сбывали такую фальшивку в банк либо частным лицам. 
В этом плане, жизнь не уступала театральным подмосткам. Так, при императрице Екатерине II произошел скандал с подделкой векселя, потребовавший вмешательства верховной власти.
Некий унтер-офицер лейб-гвардии конного полка Воейков, вместе с подельником – подпоручиком Афросимовым, предъявил иностранному купцу вексель на 15 тысяч рублей. На такую сумму в ту пору можно было купить приличное имение. По заявлению мошенников, швейцарец Деглер будто бы выдал обязательство матери предъявителя – Наталье Алексеевне, надворной советнице. Однако в затее аферистов мать Воейкова не принимала никакого участия. В роли «подставной бабы» выступила подьяческая жена Марфа Тимофеевна, ездившая к Деглеру с попом Иваном Ивановым, якобы своим духовным отцом.
Озвученное было лишь вершиной айсберга. В дело Иоганна  Деглера оказались вовлечены представители русской аристократии (к примеру, князья Мещерские), и расследование растянулось на долгие годы.
В свою очередь, правительство ограничивало доступ к рынку ценных бумаг «неподготовленным» и несостоятельным участникам. Согласно банкротскому уставу 1801 года, дворяне и чиновники лишались права обязываться по векселям. Еще раньше подобные меры были приняты в отношении крестьян, так что на начало 19 века полноправными участниками рынка финансов в России оставались одни купцы.

«Финансовые пирамиды»: предыстория болезни

В 19 веке, в эпоху бурного индустриального развития страны, для человека «с головой» сколотить капитал не составляло особого труда. Как грибы после дождя, появлялись акционерные общества и банки. Среди них нередки были случаи мошенничества, так как обещанная сверхприбыль не имела ничего общего с реальными рыночными доходами. По словам замечательного юриста прошлого, А.Ф. Кони, банковские дельцы и учредители действовали «спокойно и бестрепетно», «разоряя… доверчивых» вкладчиков.   
В 1889 году потерпели крах сразу два частных банка – конторы Кана (в Петербурге) и Мусатова (в Москве). Мошенники-банкиры действовали по тем же схемам, что и современные «комбинаторы».
Контора Кана занималась распространением выигрышных билетов государственного займа. За один год, ловкий предприниматель, через сеть своих агентов, собрал 1,2 млн. рублей (для сравнения: капиталы многих городских банков не превышали 10-20 тысяч). Скандал разразился внезапно. По иску в пять тысяч рублей, контора была опечатана. В ней, кроме трехсот рублей и одного билета государственного займа, ничего не обнаружили.
Впрочем, мошенники могли скрываться за любой вывеской. Ни общества взаимного кредита, ни даже акционерные компании, чьи уставы утверждались министром финансов или императором, не были застрахованы от жульнических действий своего руководства. Крах одного из крупнейших российских банков – Московского ссудного – был вызван крупными махинациями с ценными бумагами. Руководство банка, прогорев на биржевой игре, стало искать выход из балансового тупика. И выход нашелся!
Прусскому железнодорожному магнату – Г. Струссбергу – в 1874 году выдали огромные кредиты под залог акций железнодорожных компаний. Доходы от предприятия обещали покрыть все убытки. Но уже спустя год разразился кризис.
Оказалось, что Струссберг в качестве обеспечения предоставил бумаги еще не построенных железнодорожных компаний и заводов. На тот момент долг германского магната перед московским банком составлял 8,1 млн. рублей, тогда как реальная стоимость залога не превышала 1 млн. рублей.
В октябре 1875 года, руководство банка заявило о приостановке выплат «по всем без исключения обязательствам». В один момент сотни российских вкладчиков лишились своих сбережений. Потери составили колоссальную по тем временам сумму – 14 миллионов рублей. И хотя в случае со Ссудным банком, ущерб возместило правительство, часто обманутые вкладчики оставались один на один со своей бедой.

Закон против бесправия

Для успешной борьбы с финансовыми преступлениями, власти должны были пресекать действия мошенников в зародыше. Необходимо было создать четкие институты защиты прав вкладчиков. Так, в 1885 году вышло положение, согласно которому ограничивалось право чиновников совмещать государственную службу с должностью в акционерных компаниях. Правительство пыталось не допустить сговора представителей бюрократии с членами правления за спинами мелких вкладчиков.
Ограничительные меры коснулись и учредителей. К примеру, по закону об изменении и дополнении правил открытия акционерных коммерческих банков, сумма обязательств такого банка уменьшалась с 10- до 5-кратного размера собственного капитала. Правительство брало под контроль и операции с вкладами населения. Большое значение имело положение о публичной отчетности, обязавшее акционерные компании публиковать ежегодные отчеты о балансах.
В «профилактике» финансовых мошенничеств огромную роль сыграло и Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г. (гл. 12 «О нарушении постановлений о кредите»). Оно предусматривало наказания за такие преступления, как открытие частного банка без разрешения правительства или с нарушением установленных законом правил; подделка ценных бумаг; разного рода хищения и мошенничества в сфере финансовых услуг.
Закон предусматривал наказания за выпуск необеспеченных бумаг либо за сокрытие информации об эмитенте, когда последнее приводило к убыткам вкладчиков.
Наконец, в 1910 году при конторах и отделениях Госбанка были введены должности инспекторов по делам мелкого кредита. Инспектора получили право проводить ревизии «во всякое время по своему усмотрению» и могли изменять состав правлений и советов товариществ при обнаружении «беспорядков или злоупотреблений».    

Очевидно, что и в царской России борьбе с финансовыми мошенниками мешали различные препятствия.   
Одним из них было отсутствие действенного контроля не только над участниками рынка, но даже и над собственными служащими. Чиновники по-прежнему выступали пособниками или соучастниками финансовых махинаций. Наказания для «нечистых на руку» финансистов едва ли могли внушить им уважение к закону. Так, согласно положению 1889 года, максимум, что грозило предшественникам Мавроди и «Властелины» – штраф до трех тысяч рублей и восемь месяцев тюрьмы.    
Другой проблемой была все та же неграмотность населения. К началу 20 века лишь четверть населения страны умели читать и писать. А министр финансов – М.Х. Рейтерн – проводил среди банков «ликбез» по операциям с ценными бумагами. В таких условиях, о финансовой грамотности в массах можно было только мечтать. 

Список источников и материалов, использованных в работе: 

ПСЗ. Собрание первое. Т. I. СПб., 1830.
ПСЗ. Собрание второе. Т. L. СПб., 1877.
ПСЗ. Собрание третье. Т. IX. СПб., 1891.
Собранiе узаконенiй о векселяхъ, заемныхъ письмахъ и прочихъ долговыхъ актахъ, содержащее въ себѣ Вексельный Устав 1729 года и послѣ онаго по предмету сему Указы и постановленiя по Сентябрь мѣсяц 1820 года. – Спб., Сенатская Тiпография, 1820 г.

Сайты, использованные при написании статьи:

http://finhistory.orgallpravo.ru/
http://finhistory.orgbdm.ru/
http://finhistory.orgmurders.ru/ 
http://nash-sovremennik.ru/ 

Глоссарий:

Банкирские дома и конторы – в 18-20 веках в России: частные кредитные учреждения, не имевшие утвержденных правительством уставов. Занимались краткосрочными кредитными и комиссионными биржевыми операциями: выдачей ссуд под векселя и ценные бумаги, покупкой и продажей ценных бумаг и др.; от банков отличались меньшими размерами своих оборотов.  

Большое дело – согласно Соборному уложению, всякая крупная сделка: продажа или залог недвижимости, и т.п.

Закладная – юридический документ, свидетельство о залоге должником принадлежавшего ему недвижимого имущества; также – и письменное обязательство заемщика  (отсюда – «заклатчики»)

Кабала (от араб. – расписка, обязательство) – в допетровской Руси: долговой документ. Отсюда – кабальное холопство, форма личной зависимости, при которой должник работал на заимодавца в счет уплаты своего долга. Часто длилась до смерти кредитора.

Крепости, купчие – в России 12 – начала 20 веков: акты приобретения имущества в собственность.  

Поверстанные – здесь: отданные в солдаты.

Подьячий – в 16 – начале 18 вв.: чиновник, служащий приказов и других государственных учреждений в России. Площадные подьячие – «вольные писцы», работавшие на городских площадях. За плату, оформляли различные сделки, составляли документы и т.п. Позднее «подьячими» стали называть стряпчих, чиновников низшего класса (подьяческая жена – супруга, вдова подьячего).

Послух – по древнерусскому праву: свидетель «доброй славы», заслуживавший доверия. Как правило, свободный человек. В отличие от «видока» (очевидца), «послух» выступал своеобразным поручателем. Позднее так стали называть свидетелей, участвовавших в заключении письменных сделок.